Баптистская литургическая проповедь

Есть слова, которое плохо сочетаются друг с другом. Есть слова, которые не сочетаются вообще. Они, вроде бы, взаимоисключающие. Но настолько наша жизнь интересная и непредсказуемая, настолько много несовместимого в реальности совмещается, настолько любят противоположности притягиваться и образовывать причудливые синтезы, что даже понятие есть в стилистике языка – оксюморон. Это когда в одном словосочетании уживаются два, казалось бы, несовместимых слова. Правдивая ложь, глупый мудрец, громкое молчание и т.д. На уровне значения отдельных слов – несуразица; но посмотришь на реальную жизнь – понимаешь, что точнее описать происходящее нельзя.

Вся жизнь человека – это нагромождение парадоксов. И иногда они приобретают довольно забавную форму. Для верующих важно научиться относится к самим себе с долей иронии. Если у нас это не получается – значит мы не замечаем в самих себе противоречивого и абсурдного. А оно есть. Поэтому лучше нам скорее обнаружить это в себе и признать это, чем дожидаться момента, когда это станет очевидным для окружающих. Если мы посмеялись над собой первыми, мы обезоружили недоброжелателей, мы перехватили инициативу.

А это я все вот к чему. Любое религиозное течение определяется через его уникальные черты, которые не присущи другим течениям. Сама история так распорядилась. И не обязательно, что это главный пункт их учения или практики. Просто если бы не этот пункт, им можно было бы примкнуть к другому течению или конфессии. Например, во многих местах Беларуси различие между баптистской и пятидесятнической церковью найти очень сложно. Но есть существенное отличие в понимании действия Святого Духа, отсюда – разные имена. Однако я встречал баптистов, больше похожих на пятидесятников, и пятидесятников, которые вполне бы сошли за баптистов. Одно дело – официальная принадлежность, другое дело – суровая реальность.

Другой пример. Мы, баптисты, подчеркиваем (и это правильно!) важность сознательной веры как условия для крещения, т.е. вступления в церковь. При этом мы критикуем другие конфессии (и тоже не без оснований!) за крещение ничего не понимающих младенцев. Конечно же, когда наши знакомые несут крестить своих детей в храм только лишь потому, что когда-то там крестили их, а еще раньше там крестилась их бабушка, то тут ни о какой сознательной вере речи не идет. Что там у младенца! Ее даже у родителей нет! Это обряд социально-культурной инициации. Ребенок становится «как мы», «нормальный». Но я достаточно много повидал разных людей в баптистских церквях, и пришел к выводу, что у многих из них мотив крещения недалеко стоит от того, что мы видим у номинальных православных. Верующие родители успокаиваются, теперь их ребенок «нормальный». Крещение воспринимается не как начало дела, а как его венец. И как православные: крестили – и забыли, так и баптисты: крестили – и успокоились. Необходимого наставления в вере порой нет ни там, ни там. Поэтому многие из нас не так далеко ушли от народного православия, как нам кажется.

Какой длинный пролог! Я имею слабость в этом вопросе. Очень тяготею к затяжным вступлениям. Но сказать я хотел вот о чем: то же самое касается проповеди. Литургия – это богослужение по определенному, строго фиксированному порядку. Каждая деталь в литургии продумана. Отступать от нее нельзя. И пусть это даже делается безразлично, формально, главное, что все правильно. Форма соблюдена, а внутреннее содержание приложится.

На этом фоне мы – баптисты – всегда подчеркивали, что на наших собраниях нет пустых религиозных формальностей. У нас все по-настоящему. Люди молятся не по книжечкам, а от сердца. Понятные и современные мотивы и тексты песен. Доступная проповедь. Нет, мы не верим в литургию. Мы проповедуем Слово! Я двумя руками «за»! Так и надо! Но мы забываем, что наша практика не такая черно-белая как наше кредо.

Такая вещь как проповедь начала жить своей собственной жизнью. Церковные собрания в целом начали жить своей собственной жизнью. Я часто слышу такое выражение: «в церкви Х проходят богослужения». В этом бывает выражено все содержание церковной жизни. А на этих богослужениях «звучит Слово Божье». В принципе, это прекрасно. Но это все равно, что сказать: «в школе Х проходят занятия, на которых преподаются предметы Y и Z». Если я – чиновник, который приехал проверить факт наличия, то я буду доволен. Я поставлю в бланке роспись и поеду дальше. Но если я хочу получить качественное образование, то у меня к этой школе будет еще много вопросов, на которые не ответишь общими фразами. Меня будет интересовать конечный результат: какими из этой школы выходят люди, изучив эти предметы? 

Почему «литургическая проповедь»? Потому что проповедь превратилась в вещь в себе. Она должна прозвучать. Перед ней нужно открыть Библию и оттуда прочитать. Или их должно быть три, или две, или одна. Или одна с призывом к молитве, а другая – без. Или не больше 15 минут. Или на тему страданий Христа. Если проповеди нет – порядок литургии нарушен. Если есть – не важно какая – все на своем месте. Не важно, кто-то что-то понял или нет. Не важно, что прочитанный текст и последовавшая за ним речь – как богач и Лазарь, между ними великая пропасть. Не важно, что через пять минут уже никто не будет помнить, о чем она. Ведь мы таких сотни слышали и еще тысячи услышим. В ней не было ничего крамольного, но и познавательного – тоже ничего. А проповедник, вообще, хороший брат. И он старался, а может и не старался. Но ведь кому-то надо «говорить С/слово». Собрание прошло, все на месте:

проповеди,

песни,

поэзия,

пожертвований,

приветы.                               

Литургическая проповедь нацелена не столько на результат, сколько на процесс. Люди не познают, люди слушают. Измененное мышление людей – ее возможный побочный эффект. Но тот «продукт», который она стабильно производит – это заполнение богослужебного времени; пробуждение в сердцах верующих недолговременных эмоций (поэтому за ободрением нужно ходить регулярно, как в продуктовый магазин); обучение верующих религиозной риторике. 

Отношение к такой проповеди – как к старому, больному человеку. Более милосердные люди приходят, внимательно выслушивают, находят, чем подбодрить. Более прагматичные люди между делом заходят, но испытывают гнетущее чувство, что они теряют драгоценное время. Молодые и самоуверенные чувствуют свое превосходство и открыто выражают пренебрежение. Но, так или иначе, все понимают, что дни человека сочтены, будущего у него нет. Церковь, где звучит только такая проповедь, одними людьми будет выброшена как пережиток религиозного прошлого, другими будет храниться как реликвия, напоминание о чем-то былом, что не дает жизни в настоящем и не принесет ее в будущем.

Литургическая проповедь – признак стареющей церкви. Это церковь в коме. Жизнь в теле еще есть, но и до смерти недалеко.

        Или я сгущаю краски? Кто-нибудь еще видит проблему? 

Покидая «Хижину». 6 часть. Раздел «Разное».

Я долго не писал. Отчасти из-за летней занятости, поездок и всего прочего, отчасти – от мысли, что мне снова что-то нужно будет писать о «Хижине». Но эта часть – последняя. Это придает мне энтузиазма, поскольку я вижу свет более позитивных тем в конце полемического тоннеля, в который я по своей воле залез. Здесь я не буду развивать какую-то одну тему, а просто попытаюсь собрать в кучу все, что осталось после моих многочисленных попыток разобрать «Хижину» по бревнам, распилить их и сжечь (наподобие того, как в Ветхом Завете языческие строения «предавали заклятию»). Эти останки необходимо подвергнуть той же участи. То, что они остались в разделе «Разное» не означает, что они малозначительные. Напротив, доведение любого из этих учений до его логического завершения достаточно, чтобы разрушить Евангелие, как внутренний кариес разъедает зуб, доходя до его корня.

Начнем со следующей цитаты (Мак разговаривает с «Иисусом»):

— Это и означает быть христианином? — Вопрос прозвучал глупо, но Мак просто пытался суммировать все услышанное. 

— А кто говорил что-нибудь о христианах? Я не христианин.

Эти слова поразили Мака своей неожиданностью. Обдумав их, он не смог удержаться от усмешки.

— Да, пожалуй, ты не христианин.

Они подошли к двери мастерской, и Иисус снова остановился.

— Те, кто меня любит, приходят из всех существующих систем. Это буддисты и мормоны, баптисты и мусульмане, демократы, республиканцы и многие, кто вообще ни за кого не голосует, не ходит на воскресные проповеди и не принадлежит никаким религиозным институтам. У меня есть последователи среди бывших убийц и бывших фарисеев. Банкиры и букмекеры, американцы и иракцы, евреи и палестинцы. У меня нет желания делать из них христиан, однако я хочу видеть, как они перерождаются в сыновей и дочерей моего Отца, в братьев и сестер, в моих возлюбленных.

— Значит ли это, — спросил Мак, — что все дороги ведут к тебе?

— Вовсе нет, — улыбнулся Иисус и потянулся к дверной ручке. — Большинство дорог не ведут вообще никуда. Но это значит, что я сам готов идти по любой дороге, чтобы отыскать тебя. (стр. 274)

Насколько я пониманию, перед нами универсализм. Это вера в то, что спасутся все, несмотря на то, какая у них вера. Проанализируем этот отрывок. С вашего позволения я не буду называть собеседника Мака Иисусом. Во-первых, потому что постоянно приходится ставить это имя в кавычки. Во-вторых, потому что сказанное Иисусом записано в Библии, а здесь говорит Уильям Пол Янг. Получается, что Мак разговаривает с Янгом.

Янг презрительно высказывается о таком имени как «христианин». Конечно же, Иисус Христос – не христианин. Христианин – это тот, кто следует за ним. Но дело здесь, как вы понимаете, совсем не в этом. Дело в том, что как ты называешься, не имеет значения. Но одно дело называться, а другое дело – верить в кого-то и следовать Его учению. Те, кто верит в Кришну, называются «кришнаитами»; те, кто следовал учению Толстого, назывались «толстовцами». Если ты не слышал про Толстого, не читал его книг и не следуешь его идеям, то толстовцем ты быть не можешь. И Янг, видимо, это понимает. Поэтому он различает понятия «христианин» и «сыновья и дочери Отца [Иисуса]». Христианство, Церковь, церкви – все это системы, институты. С ними бог Янга не дружит, в этом мы убедились в прошлой части. Вывод напрашивается сам: для того, чтобы стать сыном Небесного Отца вообще не нужно ни к чему принадлежать и никак называться. Делать из них христиан Янг не видит смысла. Ведь «Иисус» (пришлось-таки написать) их найдет сам!

Что я имею против? Есть ли библейские основания возмущаться? На эти вопросы отвечу вопросами. Разве «христианин» не является синонимом словосочетания «ученик Христа»? Разве не было желанием Христа при вознесении, чтобы апостолы сделали из всех народов Его учеников (т.е. христиан)? Разве сегодня мы не призваны благовествовать о Христе людям из разных «систем», «народов» и «религий»? Нужно ли было верующим на протяжении многих столетий истории церкви в разных частях мира попадать в тюрьмы и идти на казнь только потому, что они носили имя «христианин»? Разве мы не должны считать за духовных братьев и сестер только тех, кто верит именно в Христа, принадлежит к Его церкви и стремится подражать Ему в жизни? Если ваш ответ отрицательный, скорее всего вы тоже универсалист. Для вас целый ряд учений Нового Завета не представляет смысла. А Иисус, в которого вы верите, это не Иисус, о котором писали апостолы. Вы верите в то, что Бог любит всех, при этом смутно понимая, что такое Божья святость, праведность и гнев. Более того, вы наверняка не понимаете необходимости и природы искупительной жертвы Христа.

Итак, перед нами «Христос», который не хочет, чтобы люди становились христианами. Что еще?

— Так как же, увижу я тебя снова? — спросил он.    

— Разумеется. Ты можешь увидеть меня в произведении искусства, в музыке, в молчании, в людях, в Творении, в собственной радости и огорчении. Моя способность к общению безгранична, живая, меняющаяся, и она всегда будет настроена на добро и любовь Папы. И ты увидишь и услышишь меня в Библии совсем иначе. Только не ищи правил и принципов, ищи взаимоотношений, это единственный путь, ведущий к нам. (стр. 300)

Мак задает вопрос о том, как после возвращения к обычной жизни, жизни после Хижины, он сможет видеть Бога, продолжать общение с Ним. Примечательно, с чего Янг начинает ответ. Довольно пестрый список, в котором среди прочего есть и Творение. Это утешает. Но ненадолго. Потому что если посмотреть на весь список целиком, то его можно обобщить так: везде. В том числе во внутренних эмоциональных переживаниях! Мак, ты найдешь Бога в себе!

Никак по-другому не получается это назвать, кроме как пантеизм. Это вера в то, что Бог растворен в творении. Так что во всем, что мы видим вокруг, есть Бог. По сути, Бог и есть творение, а творение и есть Бог. Это важно не путать с общим откровением, которое Бог дает о Себе как о вечном, всемогущем Творце через творение. Общее откровение – это лишь декорация, на фоне которой Бог открывает Себя во Христе. После прихода Христа, имея Его Слово, говорить, что для общения с Богом мы идем слушать музыку, молчать или созерцать свои радости и огорчения, означает лишать это Слово его уникального, высшего статуса. Что, собственно, и делается. Потому что далее сказано, что Мак увидит Бога в Библии совсем иначе. Для меня остается непонятным, чем вообще в таком случае может помочь Библия, если единственный путь, ведущий к Богу – это «взаимоотношения».

На этом месте сделаю небольшое отступление, которое, надеюсь, смирит тех из нас, кто негодует на Янга и религиозный коктейль, который он заварил. Разве современные евангельские христиане не «встречаются с Богом» через музыку? Разве мы не читаем Библию ради некоего эмоционального подъема, чтобы зарядиться на день грядущий? Разве мы не судим по своим эмоциям, что Бог к нам «близко» или Он от нас «далеко»?

И последняя пара цитат:

           

— Но не забывай, что если ты проживаешь свою жизнь сам по себе, независимо, это пустое обещание. Иисус лишил силы требования закона, он больше не может обвинять или приказывать. Иисус одновременно является обещанием и его исполнением.

 — Ты утверждаешь, что мне нет нужды следовать правилам? — Мак перестал жевать и полностью сосредоточился на разговоре.   

 — Именно. В Иисусе вы уже неподвластны этому закону. Все является законным. (стр. 308)

 — Макензи, — продолжала Сарайю, — те, кто боится свободы, и есть те, кто не может поверить, что мы живем в них. Попытки придерживаться закона на деле являются просто декларацией независимости, способом сохранить власть.

 — Значит, мы так любим закон потому, что он дает нам власть? — спросил Мак.    

— Все гораздо хуже, — ответила Сарайю. — Он гарантированно дарует вам возможность судить других и ощущать свое превосходство над ними. Вы верите, что живете по более высоким стандартам, чем те, кого вы судите. Насаждать силой правила, в особенности в наиболее тонких сферах, таких как ответственность или упование, это тщетная попытка создать уверенность из неопределенности. А что бы ты там себе ни думал, я просто обожаю неопределенность. Правила не могут дать свободу, они лишь обладают властью обвинять. (стр. 309)

Это искаженное представление того, как соотносится искупление Христа и закон. Идея о том, что благодаря искуплению и участию в новом завете верующий не подчинен никакому закону, получила название антиномизм. Этот ярлык я вешаю на основании следующих слов: В Иисусе вы уже неподвластны этому закону. Все является законным. Янг не очень жалует Божий закон. Ведь он неизбежно становится инструментом манипуляций в руках нечистых людей. Но что, скажите, не становилось в этом мире таким инструментом? Поэтому Божий закон – праведен и свят, а вот мы – плотские, проданные греху. Вот в чем проблема. Верующие по-прежнему подчиняются закону – закону Христа. Они те, у кого Божий закон написан в сердцах. Им что-то можно, а что-то нельзя. Отличие лишь в том, что их оправдание перед Богом не зависит от исполнения закона. Но совершенно очевидно, что в приведенных цитатах речь не об этом.

В заключение хочу пожелать себе и все нам быть вдумчивыми и учиться на чужих ошибках. Я не уверен, что все нечистоты, которые я выметал из Хижины в течение этих шести публикаций, это некие четкие и до конца осмысленные позиции автора. Я думаю, что он просто заблудившийся человек. Мне его искренне жаль. Я бы запросто мог быть на его месте. Я ничем не лучше. Но по Божьей благодати я могу видеть то, чего он не видит. Апостол Иаков предупреждает нас, что немногим нужно делаться учителями. Моя жизнь сложилась так, что я сделался учителем. Иногда мне становится тяжеловато и голова идет кругом от того, что от меня требуется: учить чистому, неповрежденному Слову Бога и, напрягая мозг, отсеивать заблуждения (в том числе свои собственные) от истины. Критикуя Янга, я учился на его ошибках. Может, своих меньше совершу.